Кризисы случаются регулярно, в среднем каждые восемь лет. Давно пора привыкнуть. Но — удивительное дело — обычно они становятся и для простых людей, и для большинства экономистов такой же неожиданностью, как зима для российских коммунальных служб. Более того, есть примета: чем радостнее заявления экономистов и политиков, тем ближе тяжелые времена. Один из самых известных американских экономистов 1920-х гг. профессор Йельского университета Ирвинг Фишер стал еще более знаменитым, когда в октябре 1929 г. заявил, что фондовый рынок достиг плато, ниже которого уже не опустится, а будет идти лишь вверх. Уже осенью того же года фондовые индексы США постиг такой крах, какого они прежде не знали. В 1932 г. капитализация рынка составляла не более одной десятой от уровня 1929 г., Великая депрессия была в разгаре. Как тут не вспомнить дебаты, которые российские аналитики вели еще весной: достигнет индекс РТС уровня 3000 пунктов уже в этом году или все-таки в следующем? Правда, некоторые экономисты все же предсказывали грядущий кризис банковской системы, который мог бы стать причиной кризиса экономики в целом. Только на пару лет ошиблись с датой.
Необъясненная практика
Кто только не пытался изучать циклическую природу развития экономики. От Людвига фон Мизеса до Джона Мейнарда Кейнса, от Николая Кондратьева до бывшего президента Киргизии Аскара Акаева, который, потеряв власть, написал монографию о природе экономических циклов. Похоже, в то, что циклы существуют, верят все или почти все. Даже глава Европейского центробанка Жан-Клод Трише на прошлой неделе заявил, что после стольких лет роста спад европейской экономики (а он прогнозирует снижение ВВП еврозоны на 0,5% в 2009 г.) был неизбежен. Ровно годом ранее господин Трише говорил о том, что все на редкость хорошо и перспективы европейской экономики его «воодушевляют». Что ж, когда цикл входит в фазу кризиса, число верующих в цикличность и неизбежность спада резко возрастает, особенно среди экономистов и политиков, призванных не допускать кризиса.
Хотя на самом деле все не так просто. Если экономистам-практикам удобно все списать на цикл и неизбежность фазы спада, то теоретики категорически не согласны с тем, что все предопределено. «В современной экономической теории все более или менее сходятся на том, что циклы как нечто детерминированное не существуют, — рассказывает профессор Российской экономической школы (РЭШ) Константин Сонин. — Нет такого закона, который предопределял бы циклическое развитие экономики, и все попытки такой закон вывести ни к чему не привели». При этом наличие чередующихся и довольно регулярных периодов подъема и спада никто отрицать не может — достаточно посмотреть на график роста ВВП любой страны или мира в целом. Как же получается, что закона, который предопределяет циклы, нет, а сами циклы все же есть?
Циклическое развитие экономики — не что-то данное нам свыше, а результат деятельности самого человека. Точнее говоря, тех людей, которые призваны защищать экономику от спадов, вроде того же Трише или Алана Гринспена. Последний, кстати, на слушаниях в конгрессе США, посвященных причинам кризиса, сказал: «Я был не прав», чем, конечно, создал прецедент. Пожалуй, первый раз представитель денежных властей такого уровня признал, что его действия в какой-то степени стали причиной кризиса. «Циклы — это свойство не экономики, а экономической политики, — считает профессор РЭШ Олег Замулин. — Так уж получается, что монетарные власти тушат пожар и одновременно закладывают основы для следующего пожара».
Так поступил Гринспен, который предотвратил сильную рецессию в 2001 г., снизив ставки, смягчив нормы регулирования и наводнив экономику (как американскую, так и мировую) деньгами. В результате один пузырь (на рынке акций высокотехнологичных компаний) сдулся, а другой (на рынке недвижимости и сырья) немедленно возник. Причем новый пузырь оказался куда больше и опаснее исчезнувшего. Если рынок доткомов на пике оценивался примерно в $20 трлн (при пересчете на доллары 2007 г.), то рынок жилой недвижимости, по оценке консалтинговой компании iTulip, вздулся до $25 трлн — и это только часть пузыря, так как учитывается лишь стоимость домов и квартир. Есть еще рынок ценных бумаг, которые были обеспечены этим жильем. Только в США объем этого рынка оценивается в $6,6 трлн. «Но удорожание активов не может длиться вечно: тогда огромное количество заемщиков не способно рефинансироваться, и на экономику обрушивается снежный ком плохих долгов», — объясняет известный экономист, глава исследовательской компании RGE Monitor Нуриэль Рубини.
Все спады в американской и мировой экономиках за последние десятилетия так или иначе укладываются в эту концепцию: денежные власти заливают экономику деньгами, чтобы совладать с кризисом, а через несколько лет пытаются справиться с последствиями собственных решений, которые вызывают очередной кризис. Почему им в голову не пришло хотя бы раз попробовать обойтись без накачки деньгами? «Знаете, я не представитель властей, но, когда на дворе кризис, я тоже первым делом буду стараться с ним справиться всеми доступными средствами, а уж потом стану думать о последствиях, которые наступят завтра или послезавтра», — говорит Замулин.
Цикл отечества
В России, конечно же, тоже есть периоды роста и спада. И они тоже существуют потому, что правительство решает текущие проблемы, мало задумываясь о том, что будет завтра или послезавтра. «В принципе даже крах СССР можно объяснить с точки зрения вполне капиталистических циклов, — рассуждает Замулин. — Руководство страны, как обычный неразумный инвестор, слишком долго вкладывало деньги в активы (вроде вооружений), которые не приносили реальной прибыли». Кризис, который последовал в 1990-х, стал началом новой капиталистической экономики, которая стала «дышать» в унисон с мировой, подчиняясь циклическим колебаниям. «Мы уже прошли два цикла развития финансовой системы и экономики в целом и находимся в начале третьего», — уверен Олег Солнцев, эксперт Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). В ЦМАКП рассматривают прежде всего источники финансирования российской экономики, а потому каждый цикл разделяют не на четыре фазы (экспансия, кризис, депрессия, подъем), как часто делают экономисты, а на три — в зависимости от источников финансирования: ломка (когда прежние источники денег высыхают), фаза опоры на внутренние резервы и фаза привлечения внешних источников финансирования. Первый постсоветский цикл закончился в 1998 г. Он начался со своего рода ломки, когда в муках рождалась банковская система, менялась форма собственности большинства предприятий.
Потом последовал более устойчивый период. «В середине 1990-х происходил довольно быстрый рост накоплений граждан, преимущественно в Сбербанке, — напоминает Солнцев. — А Сбербанк был главным покупателем ГКО, то есть население финансировало дефициты, создавшиеся в экономике к тому моменту». Но ставки по ГКО были слишком велики: в 1996 г. доходили до 60% годовых. Чтобы сделать их менее обременительными для правительства, было принято решение о либерализации рынка и привлечении иностранного капитала. Так началась третья фаза цикла. Благодаря притоку дешевых иностранных денег ставки удалось снизить до 18%, экономика смогла впервые за постсоветский период, пусть очень робко, но вырасти — на 0,7% в 1997 г. Однако правительству это не помогло — лишь отсрочило неминуемый конец пирамиды ГКО. Ведь как неразумный инвестор правительство России должно было постоянно занимать, чтобы отдать уже накопленные долги, и продолжаться это могло лишь до тех пор, пока число инвесторов увеличивалось. Но их поток быстро иссяк после азиатского кризиса, который сильно подорвал доверие к развивающимся экономикам в целом, — и пирамида ГКО разрушилась. Проблем добавило и снижение цен на нефть, произошедшее из-за того же кризиса в Азии. Собственно, это и есть механизм, по которому циклы внутри экономик начинают совпадать с мировыми циклами. «Россия пережила типичную для развивающихся экономик ситуацию “бум-крах”, когда страна открывается для внешнего мира, пускает в себя иностранный капитал, но в силу множества причин, как правило, не может совладать с этим капиталом и в один прекрасный момент оказывается перед лицом кризиса», — говорит Замулин.
Второй цикл начался в 1999 г. и закончился вместе с рекордно благополучным для нашей страны 2007 г. Так же как и в первый раз, был период ломки, когда исчезли прежние источники финансирования, потом начался период устойчивого роста, основанного на внутреннем финансировании, и, наконец, недолгий период процветания, когда в Россию текли иностранные капиталы. По расчетам ЦМАКП, в эту фазу, так же как и в 1995-1996 гг., была создана долговая пирамида, только частная, а не государственная. И без мировых проблем объем плохих долгов и кризис неплатежей ударили бы по экономике в 2010-2011 гг. Но глобальный кризис ускорил и усугубил кризис российский. Теперь мы входим в третий цикл. Поэтому стоит вспоминать периоды 1992-1994 и 1998-2000 гг. Как и тогда, привычные источники финансирования высыхают. Этой осенью банки потеряли 8% вкладов населения, хотя перед этим вклады росли со скоростью 40% в годовом исчислении. Со средствами предприятий то же самое. В 2007 г. они выросли на 53%, по итогам этого года ожидается рост лишь на 9%. Это значительно ниже уровня инфляции, поэтому уже по итогам 2008 г. в реальном выражении мы имеем спад. Деньги кончились. Начинается новый цикл.
Корейский путь
В ЦМАКП полагают, что период ломки продлится три года — до 2010 г. включительно. И происходящее будет иметь много общего с тем, что мы видели во время первых двух ломок. Особенно сильным будет сходство с 1998-2000 гг. «В тот период произошло перераспределение собственности, исчезли некоторые старые олигархи, появились новые, — говорит Солнцев. — В ближайшие годы произойдет что-то подобное». Катализаторами перераспределения будут госинвестиции, margin calls, близость к власти ряда бизнесменов. Впрочем, в отличие от ситуации после прошлого кризиса сейчас в выигрыше могут оказаться не только олигархи с хорошими связями в Кремле, но и те, кто накопил много наличности. «Господин Прохоров, например, или в какой-то степени господин Лебедев сейчас в крайне выгодном положении, — уверен Солнцев. — Так же как компании, которые мало инвестировали и много копили, вроде “Сургутнефтегаза”». Они имеют все шансы скупить перспективные, но подешевевшие из-за кризиса активы и, когда экономика пойдет на поправку, окажутся сильнее, чем до кризиса, собрав в своих руках множество предприятий из самых разных отраслей.
Следующая фаза цикла, которая начнется через 3-4 года, — устойчивый рост, сосредоточенный вокруг «новых центров концентрации собственности», как их называют в ЦМАКП. В Японии их называют проще — кэйрэцу, в Южной Корее — чеболи. Огромные конгломераты самых разнообразных финансовых и промышленных предприятий, принадлежащие, как правило, частным собственникам, но очень тесно связанные с государством. Зародыши таких гигантов — финансово-промышленные группы — у нас появились сразу после приватизации. То же было в Корее, когда после обретения независимости правительство страны раздавало местным бизнесменам предприятия, основанные японцами. После раздачи собственности задешево и у нас, и в Корее 1950-х гг. происходило все большее сближение бизнеса и власти. Полноценные чеболи сформировались в Корее после экономических проблем начала 1960-х и через 15-20 лет после приватизации.
У нас тоже как раз подходит этот срок. Налицо и экономические проблемы, которые дадут возможность близким к власти и богатым счастливчикам накупить себе пеструю коллекцию активов — как добровольно, так и по разнарядке в рамках спасения социально важных предприятий. Драйверами роста, который придет вслед за кризисом, станут деятельность российских чеболей и масштабные инвестиции государства в инфраструктуру (недаром на прошлой неделе премьер Владимир Путин подписал «Транспортную стратегию», которая подразумевает до 2030 г. инвестиции на запредельную сумму 170,6 трлн руб., в том числе почти 40 трлн руб. из федерального бюджета). А там подтянутся и иностранные инвестиции, подорожают нефть и металлы. Наступит бум, который вновь будет казаться вечным. За обсуждением бурного роста зарплат и спорами о том, достигнет ли индекс РТС 5000 пунктов, никто не увидит, как незаметно подкрался новый кризис.
Александр Кияткин
