ИНОСМИ: ("The Financial Times", Великобритания)
А. Дугин: "Те, кто был в центре при Путине, превратятся в маргиналов. Появится другой полюс, которого при Путине вообще не существовало - армия, военно-патриотические движения. То есть мы"
Чарльз Кловер (Charles Clover), 09 сентября 2008
Лет десять назад многие из тех, кто сегодня в России считается влиятельными идеологами, находились в интеллектуальной пустыне. Кто-то в заваленных листовками подвалах кропал подпольные ультраправые газеты с названиями типа 'Молния' или 'Русской порядок'; кто-то после неудавшихся попыток свержения прозападных 'оккупационных режимов' Михаила Горбачева в 1991 и Бориса Ельцина в 1993 годах сидел за решеткой.
Однако затем идеологический спектр России начал меняться с головокружительной быстротой: радикалы перебрались в мейнстрим, позиции жестких консерваторов начали казаться вполне умеренными, а те, кто еще недавно считались маргиналами, обжили политический центр.
На фоне конфликта в Грузии и ухудшающихся отношений с Западом мыслители ультранационалистического толка начинают пользоваться в России беспрецедентным влиянием. Сегодня, когда обществом принимается целый пласт идей, некогда казавшихся смехотворными, в России наступает эра нового подхода к внешней политике, определяемого стремлением Москвы защитить территории внутри бывшего Советского Союза, которую Дмитрий Медведев назвал 'зоной привилегированных интересов'.
Для военных подъем национализма в обществе означает увеличение оборонных бюджетов, форсированную модернизацию вооруженных сил. Отмечается усиление националистического подхода и в экономической политике. Все чаще раздаются требования к правительству вкладывать нефтяное богатство страны внутри России, а не за границей; есть и такие, кто предлагает ответить на международную критику войны в Грузии превентивным наложением торговых санкций на США.
Прошедшая война не только подняла престиж военных, для нынешнего поколения которых это была первая успешная кампания - она весьма укрепила репутацию узкого круга мыслителей-ультранационалистов, не первый день предрекавших России жесткие столкновения с Западом. То, что Россия станет такой, как сегодня - готовой продавливать свои национальные интересы с помощью военной силы, не обращающей внимания ни на свертывание демократии, ни на мировое общественное мнение, - еще лет десять назад было написано в заляпанных чернилами манифестах и сказано в лекционных зальчиках, полных бородатых радикалов, будто прямиком сошедших с пера Достоевского.
- Я убежден, что после войны внутри российской элиты произойдет огромное изменение баланса сил, - говорит Александр Дугин, лидер влиятельной крайне правой группировки 'Евразийское движение'.
После 90-х годов прошлого века, когда все, что ему оставалось - это, сидя в сыром подвале в центре Москвы, писать статьи по метафизике христианства, судьба Дугина изменилась до неузнаваемости. Сейчас он ведет ток-шоу на телевидении, преподает в Московском государственном университете, а недавно получил и авторскую программу на поддерживаемой Кремлем радиостанции 107 FM.
- Те, кто был в центре при [бывшем президенте, ныне премьер-министре Владимире] Путине, превратятся в маргиналов. Появится другой полюс, которого при Путине вообще не существовало - армия, военно-патриотические движения. То есть мы. При Путине мы были экстремистами - уважаемыми, но радикалами. А сейчас мы движемся прямиком в центр.
Взгляды Дугина разделяют не все, но набирающий силу новый национализм наверняка принесет новые идеи и в российский мейнстрим - причем именно на их основе, скорее всего, будет строиться концепция неизбежного столкновения между Россией и Западом.
- Политический импульс уже давно сдвигается в сторону [ультранационализма]. Можно, конечно, говорить, что вторжение в Грузию - это нечто новое, однако это новое двигалось на этом, уже давно замеченном нами, импульсе, - полагает Джон Данлоп (John Dunlop) из Гуверовского института (Hoover Institution) при Стэнфордском университете.
Известный писатель Виктор Ерофеев, один из представителей небольшого и постоянно тающего меньшинства, сомневающегося в необходимости войны против Грузии, приписывает волну патриотизма широко распространенному 'культу власти'. Недавно в дебатах на радио Ерофеев говорил, что 'есть радость от победы - в спорте, в политике, но и в войне. Это такая архаическая форма самосознания. Она осталась с нами, хотя исчезла в более цивилизованных странах'.
Тем не менее, сколь бы громки ни были крики о восстановлении царского правления, возрождении Советского Союза или Российской империи, а также об искоренении влияния Вашингтона в регионе, эти новые правые, по существу, одной крови с Западом, провозглашающим 'всеобщность' демократии и прав человека - Западом, во главе которого стоят США, готовые распространять и защищать эти цели по всему миру - при необходимости, при помощи военной силы.
Противостояние 'однополярному доминированию' Вашингтона напрямую связано с проталкиваемой 'новыми правыми' концепцией иллюзорности подобных общечеловеческих истин. Эти мыслители утверждают, что их нация и цивилизация есть нечто, имеющее право на существование как уникальное целое. То, что этот идеологический подход уже проник в Кремль, видно по содержанию ставшей знаменитой речи Путина в Мюнхене в феврале 2007 года, в которой он, тогда еще в качестве президента, заявил, что 'для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна'. Сама модель, заявил он, не может работать, поскольку 'в ее основе нет и не может быть морально-нравственной базы современной цивилизации'. Именно это его выступление некоторые комментаторы окрестили первым актом новой 'холодной войны' с Западом.
Корни отстаивания Россией концепции "суверенной демократии" - эта фраза принадлежит главному идеологу Кремля Владиславу Суркову - также можно проследить именно в этой философской оппозиции моральным абсолютам. Сурков утверждает, что каждая нация имеет право строить демократию своим собственным, 'суверенным' способом, подводя таким образом теоретическое обоснование под сугубо практическое положение о не очень демократическом характере российской демократии.
Многие ультранационалисты уже обжились в коридорах власти: например, Дмитрий Рогозин, ранее возглавлявший партию 'Родина', назначен постоянным представителем России при НАТО. Радикальные националисты еще с середины 90-х годов были активны и в Думе (парламент), где с трибуны регулярно раздаются крики архинационалиста Владимира Жириновского.
Если либералы-западники в течение первых десяти лет после краха коммунистической системы изучали экономические теории Милтона Фридмана (Milton Friedman) и стенограммы заседаний Совета Европы, уважаемой организации, созданной для распространения прав человека, то националисты провели это десятилетие, погружаясь в учение православной церкви, зачитываясь французским постмодернизмом или даже просто предаваясь 'питью пива, игре в шахматы и зарядке с гантелями', как выразился лидер Евразийского молодежного движения Валерий Коровин.
Эти ультраправые группировки уже давно таинственным образом связаны с российскими военными и 'спецслужбами' - например, КГБ, переименованным в ФСБ. Параллельно тому, как усиливались 'вышедшие из погон' - так называемые siloviki, - укреплялся и авторитет крайне правой философии. Находясь на службе, офицеры, как правило, держат свои политические пристрастия при себе - однако несколько крупных отставников стали заметными фигурами в СМИ во время грузинского конфликта, и, поскольку военная кампания оказалась успешной, их престиж будет только расти.
Александр Проханов, главный редактор радикальной крайне правой газеты 'Завтра', также известный как 'соловей Генштаба' из-за своих тесных связей с российским генералитетом, предсказывает политический кризис вследствие борьбы между прозападной и националистической фракциями. После военной победы на Кавказе, говорит он, националистам нужно не допустить политических поражений внутри страны. А для этого, по его словам, в России необходимы 'очень быстрые перемены - социальные, политические, экономические и идеологические'. Главным противником таких перемен он называет новую прозападную элиту, 'которой страх как не хочется расставаться со своими активами на Западе'.
Популярность 'новых правых' стала в очень большой степени результатом мучительного для России десятилетия экономической разрухи, последовавшей за развалом коммунизма и уничтожившей авторитет либерально-демократических реформаторов. К тому же, в 1999 году США начали кампанию против российской союзницы Сербии, окончательно сформировавшую поворот в общественном мнении.
После распада СССР опросы неизменно показывали, что национализм становится явлением, связываемым преимущественно с более бедными слоями населения. В те годы более благополучные социальные группы желали подражания Западу во всем - от демократии до либеральной экономики. Однако уже в 2001 году исследование, проведенное в Москве Центром политических технологий, показало, что в среднем классе и среди богатых, которые раньше считались 'агентами модернизации', зарождается новая 'идеология'. Большая их часть уже видела в НАТО враждебную силу, считала роспуск Советского Союза ошибкой и полагала Россию уникальной цивилизацией, не похожей на западную.
За те восемь лет, что Путин провел на посту президента, популярность правых идей росла по мере того, как он наращивал накал своей воинственной риторики и за счет Кремля пестовал такие группировки, как организованное Сурковым молодежное движение 'Наши'. Путин, как и Медведев после него, целенаправленно создает образ президентской должности в имперском коде, регулярно связывая образ президента то с царско-имперским православным крестом, то с красной звездой - символом советской мощи.
На сегодняшний день идеологическая трансформация России свершилась, пусть ее результат и весьма противоречив. Как и в 19-м веке, когда русские армии сражались с Наполеоном, а российская аристократия говорила по-французски, сегодня российская элита стремится иметь и то, и другое: НАТО считается враждебной организацией, война в Грузии поддерживается, однако отдыхать представители этой элиты все равно предпочитают на Западе, дома покупать там же, детей учить - в британских частных школах.
Аналитики, впрочем, оговариваются, что общественная поддержка политики Кремля отнюдь не безусловна. Высокий президентский рейтинг Путина, а теперь и Медведева, обусловлен повышением жизненного уровня людей в гораздо большей степени, чем патриотизмом и национальной гордостью. Как отмечает Дмитрий Саймс из вашингтонского Никсоновского центра (Nixon Center), люди готовы пойти далеко не на всякие жертвы: 'Они не хотят, чтобы их отрезали от Запада, не хотят быть изолированными и изгнанными'. И повышать военные затраты так, чтобы из-за этого страдали другие национальные приоритеты, утверждает он, в России не хотят.
- Путин так популярен не только из-за созданного им образа национальной безопасности, но и потому что при нем русские начали жить лучше. Новая 'холодная война' и новая гонка вооружений поставят это улучшение под вопрос.
Европа боится, что Кремль нацелился на Украину
В Европейском Союзе вторжение России в Грузию и попытка расчленить ее, признав независимость анклавов Абхазии и Южной Осетии, вызвали беспокойство за другие страны, на которые теперь может нацелиться Кремль. Сильнее всего это беспокойство выражается применительно к Украине.
Украина, страна площадью с Францию и населением в 46 миллионов человек, из которых 18 процентов - этнические русские, все больше становится похожа на новое поле самых важных геополитических баталий между Москвой и Западом. 'Украина - это Грузия, помноженная на десять', - считает Майкл Эмерсон (Michael Emerson) из брюссельского Центра по изучению европейской политики (Centre for European Policy Studies).
В частности, таким полем может стать принадлежащий Украине Крымский полуостров, где до истечения срока аренды базы, то есть до 2017 года, базируется российский Черноморский флот. Большая часть населения Крыма - этнические русские, а в местной политике мощной силой обладают пророссийские фигуры, ностальгирующие по советским временам. У тысяч крымчан также есть российские паспорта - то есть Москва может вторгнуться на полуостров под тем же предлогом, который она использовала для августовского вторжения в Южную Осетию.
- Все это обеспечивает Москве и рычаг влияния на полуостров, и повод заявлять о своих интересах на Украине, - указывает Виктор Самохвалов, бывший исследователь при Институте изучения проблем безопасности ЕС (Institute for Security Studies).
Во вторник в Париже президент Украины Виктор Ющенко и лидеры ЕС - президент Франции Николя Саркози (Nicolas Sarkozy) с председателем Европейской Комиссии Жозе Мануэлом Баррозу (Jose Manuel Barroso), только что вернувшиеся из Москвы, - будут заниматься как раз обсуждением того, как поставить отношения между Украиной и ЕС на более твердую основу.
- Если саммит провалится, это будет отрицательный сигнал в сторону Грузии, Беларуси и Молдовы. Все в нашем регионе очень внимательно следят за происходящим, - заявил Константин Елисеев, заместитель министра иностранных дел Украины, отвечающий за отношения с ЕС.
Однако в свете пренебрежения России к территориальной целостности Грузии - готов ли Европейский Союз не просто выразить солидарность с Киевом, но и предложить Украине четкий путь к членству в ЕС? Заметим, что он старательно избегает этого уже 17 лет, с того момента, как Украина стала независимой от Советского Союза. К вящему разочарованию украинцев, никаких подобных предложений в Париже сделано не будет. ЕС разделился: Польша и Швеция выступают во главе тех, кто поддерживает устремления Киева, но более старые члены Союза - в частности, Бельгия, Нидерланды и Германия - колеблются.
- Мы много можем сделать для укрепления связей с Украиной даже без возможности ее вхождения [в ЕС], - заявил на прошлой неделе Саркози по окончании саммита Европейского Союза.
Страны Центральной и Восточной Европы, вошедшие в ЕС в период с 2004 по 2007 годы, боятся, что чем дольше Украина будет находиться в подвешенном состоянии, тем больше искушений будет у России попытаться силой втолкнуть ее в сферу влияния Кремля, а если это произойдет, то обернется серьезнейшими последствиями для всего этого региона.
- Ни мы в Евросоюзе, ни украинцы не готовы к тому, что она станет членом ЕС уже завтра, но мы должны предлагать Украине эту перспективу, - отмечает один из министров правительства одной из бывших советских стран.
С 2004 года связь между ЕС и Украиной идет в основном через механизмы Европейской политики добрососедства, суть которой в Киеве мало кто понимает, ибо в ней Украина попадает в одну группу с такими странами, как Алжир, Ливия и Сирия.
- События в Грузии доказали, что ЕПД полностью провалилась. А мы уже много лет говорили, что за ЕПД на самом деле ничего не стоит, - утверждает Елисеев.
В июне прошлого года лидеры ЕС одобрили предложение, выдвинутое Польшей и Швецией - проект 'Восточного партнерства', в соответствии с которым Украине - а также Армении, Азербайджану, Грузии, Молдове и - после проведения соответствующих внутренних реформ - Беларуси обеспечивается особое внимание. Планы такого партнерства наверняка станут более высоким приоритетом в ЕС после нападения России на Грузию; они предусматривают ускоренные механизмы работы по договору о свободной торговле, а также облегчение поездок украинцев в ЕС. Дорога к торговому договору открылась в мае, когда Украина стала членом Всемирной торговой организации - у России этого статуса пока еще нет.
Тем не менее, в коммерческом отношении Россия для ЕС - партнер гораздо более важный, чем Украина, и из-за зависимости Европы от российских нефти и газа эта ситуация вряд ли сильно изменится в будущем. Со своей стороны, ЕС вкладывает в Украину 70 процентов всех прямых иностранных инвестиций - но в 2006 году эта цифра составила всего лишь 5,5 миллиарда евро.
'Главные препятствия, с которыми сталкиваются инвесторы из Европейского Союза - это частое изменение правил ведения бизнеса, непрозрачность, плохая исполняемость законов, дискриминационное законодательство, а также коррупция', - говорится в одном из документов Европейской Комиссии на эту тему.
Однако подобные проблемы - это не единственный аргумент, приводимый в ЕС в подкрепление его нежелания открытым текстом предлагать Украине членство. Дело еще и в том, что Украина слишком велика - в ЕС она была бы пятой или шестой по численности населения, и, таким образом, ее принятие потребовало бы полного пересмотра сельскохозяйственной политики Союза и правил оказания помощи различным регионам.
И третье препятствие - бесконечная, во всяком случае, пока, политическая нестабильность. Только на прошлой неделе правящая коалиция снова со скандалом распалась; Ющенко угрожал парламенту досрочными выборами. 'У украинцев нет худшего врага, чем они сами', - вздыхает один из министров иностранных дел ЕС.
С другой стороны, после 'оранжевой революции' 2004 года на Украине достигнут огромный прогресс в формировании политической культуры, основанной на плюрализме и свободе выборов. Как бы ни было велико сходство Украины с Россией в языке, обычаях и истории, она, судя по всему, встала на иной путь, нежели Россия, вернувшаяся к своим авторитарным привычкам.
В этом и заключается чуть ли не самая большая проблема для Кремля. Как отметил в 1997 году бывший советник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski), 'без Украины Россия перестает быть евразийской империей'.
Однако затем идеологический спектр России начал меняться с головокружительной быстротой: радикалы перебрались в мейнстрим, позиции жестких консерваторов начали казаться вполне умеренными, а те, кто еще недавно считались маргиналами, обжили политический центр.
На фоне конфликта в Грузии и ухудшающихся отношений с Западом мыслители ультранационалистического толка начинают пользоваться в России беспрецедентным влиянием. Сегодня, когда обществом принимается целый пласт идей, некогда казавшихся смехотворными, в России наступает эра нового подхода к внешней политике, определяемого стремлением Москвы защитить территории внутри бывшего Советского Союза, которую Дмитрий Медведев назвал 'зоной привилегированных интересов'.
Для военных подъем национализма в обществе означает увеличение оборонных бюджетов, форсированную модернизацию вооруженных сил. Отмечается усиление националистического подхода и в экономической политике. Все чаще раздаются требования к правительству вкладывать нефтяное богатство страны внутри России, а не за границей; есть и такие, кто предлагает ответить на международную критику войны в Грузии превентивным наложением торговых санкций на США.
Прошедшая война не только подняла престиж военных, для нынешнего поколения которых это была первая успешная кампания - она весьма укрепила репутацию узкого круга мыслителей-ультранационалистов, не первый день предрекавших России жесткие столкновения с Западом. То, что Россия станет такой, как сегодня - готовой продавливать свои национальные интересы с помощью военной силы, не обращающей внимания ни на свертывание демократии, ни на мировое общественное мнение, - еще лет десять назад было написано в заляпанных чернилами манифестах и сказано в лекционных зальчиках, полных бородатых радикалов, будто прямиком сошедших с пера Достоевского.
- Я убежден, что после войны внутри российской элиты произойдет огромное изменение баланса сил, - говорит Александр Дугин, лидер влиятельной крайне правой группировки 'Евразийское движение'.
После 90-х годов прошлого века, когда все, что ему оставалось - это, сидя в сыром подвале в центре Москвы, писать статьи по метафизике христианства, судьба Дугина изменилась до неузнаваемости. Сейчас он ведет ток-шоу на телевидении, преподает в Московском государственном университете, а недавно получил и авторскую программу на поддерживаемой Кремлем радиостанции 107 FM.
- Те, кто был в центре при [бывшем президенте, ныне премьер-министре Владимире] Путине, превратятся в маргиналов. Появится другой полюс, которого при Путине вообще не существовало - армия, военно-патриотические движения. То есть мы. При Путине мы были экстремистами - уважаемыми, но радикалами. А сейчас мы движемся прямиком в центр.
Взгляды Дугина разделяют не все, но набирающий силу новый национализм наверняка принесет новые идеи и в российский мейнстрим - причем именно на их основе, скорее всего, будет строиться концепция неизбежного столкновения между Россией и Западом.
- Политический импульс уже давно сдвигается в сторону [ультранационализма]. Можно, конечно, говорить, что вторжение в Грузию - это нечто новое, однако это новое двигалось на этом, уже давно замеченном нами, импульсе, - полагает Джон Данлоп (John Dunlop) из Гуверовского института (Hoover Institution) при Стэнфордском университете.
Известный писатель Виктор Ерофеев, один из представителей небольшого и постоянно тающего меньшинства, сомневающегося в необходимости войны против Грузии, приписывает волну патриотизма широко распространенному 'культу власти'. Недавно в дебатах на радио Ерофеев говорил, что 'есть радость от победы - в спорте, в политике, но и в войне. Это такая архаическая форма самосознания. Она осталась с нами, хотя исчезла в более цивилизованных странах'.
Тем не менее, сколь бы громки ни были крики о восстановлении царского правления, возрождении Советского Союза или Российской империи, а также об искоренении влияния Вашингтона в регионе, эти новые правые, по существу, одной крови с Западом, провозглашающим 'всеобщность' демократии и прав человека - Западом, во главе которого стоят США, готовые распространять и защищать эти цели по всему миру - при необходимости, при помощи военной силы.
Противостояние 'однополярному доминированию' Вашингтона напрямую связано с проталкиваемой 'новыми правыми' концепцией иллюзорности подобных общечеловеческих истин. Эти мыслители утверждают, что их нация и цивилизация есть нечто, имеющее право на существование как уникальное целое. То, что этот идеологический подход уже проник в Кремль, видно по содержанию ставшей знаменитой речи Путина в Мюнхене в феврале 2007 года, в которой он, тогда еще в качестве президента, заявил, что 'для современного мира однополярная модель не только неприемлема, но и вообще невозможна'. Сама модель, заявил он, не может работать, поскольку 'в ее основе нет и не может быть морально-нравственной базы современной цивилизации'. Именно это его выступление некоторые комментаторы окрестили первым актом новой 'холодной войны' с Западом.
Корни отстаивания Россией концепции "суверенной демократии" - эта фраза принадлежит главному идеологу Кремля Владиславу Суркову - также можно проследить именно в этой философской оппозиции моральным абсолютам. Сурков утверждает, что каждая нация имеет право строить демократию своим собственным, 'суверенным' способом, подводя таким образом теоретическое обоснование под сугубо практическое положение о не очень демократическом характере российской демократии.
Многие ультранационалисты уже обжились в коридорах власти: например, Дмитрий Рогозин, ранее возглавлявший партию 'Родина', назначен постоянным представителем России при НАТО. Радикальные националисты еще с середины 90-х годов были активны и в Думе (парламент), где с трибуны регулярно раздаются крики архинационалиста Владимира Жириновского.
Если либералы-западники в течение первых десяти лет после краха коммунистической системы изучали экономические теории Милтона Фридмана (Milton Friedman) и стенограммы заседаний Совета Европы, уважаемой организации, созданной для распространения прав человека, то националисты провели это десятилетие, погружаясь в учение православной церкви, зачитываясь французским постмодернизмом или даже просто предаваясь 'питью пива, игре в шахматы и зарядке с гантелями', как выразился лидер Евразийского молодежного движения Валерий Коровин.
Эти ультраправые группировки уже давно таинственным образом связаны с российскими военными и 'спецслужбами' - например, КГБ, переименованным в ФСБ. Параллельно тому, как усиливались 'вышедшие из погон' - так называемые siloviki, - укреплялся и авторитет крайне правой философии. Находясь на службе, офицеры, как правило, держат свои политические пристрастия при себе - однако несколько крупных отставников стали заметными фигурами в СМИ во время грузинского конфликта, и, поскольку военная кампания оказалась успешной, их престиж будет только расти.
Александр Проханов, главный редактор радикальной крайне правой газеты 'Завтра', также известный как 'соловей Генштаба' из-за своих тесных связей с российским генералитетом, предсказывает политический кризис вследствие борьбы между прозападной и националистической фракциями. После военной победы на Кавказе, говорит он, националистам нужно не допустить политических поражений внутри страны. А для этого, по его словам, в России необходимы 'очень быстрые перемены - социальные, политические, экономические и идеологические'. Главным противником таких перемен он называет новую прозападную элиту, 'которой страх как не хочется расставаться со своими активами на Западе'.
Популярность 'новых правых' стала в очень большой степени результатом мучительного для России десятилетия экономической разрухи, последовавшей за развалом коммунизма и уничтожившей авторитет либерально-демократических реформаторов. К тому же, в 1999 году США начали кампанию против российской союзницы Сербии, окончательно сформировавшую поворот в общественном мнении.
После распада СССР опросы неизменно показывали, что национализм становится явлением, связываемым преимущественно с более бедными слоями населения. В те годы более благополучные социальные группы желали подражания Западу во всем - от демократии до либеральной экономики. Однако уже в 2001 году исследование, проведенное в Москве Центром политических технологий, показало, что в среднем классе и среди богатых, которые раньше считались 'агентами модернизации', зарождается новая 'идеология'. Большая их часть уже видела в НАТО враждебную силу, считала роспуск Советского Союза ошибкой и полагала Россию уникальной цивилизацией, не похожей на западную.
За те восемь лет, что Путин провел на посту президента, популярность правых идей росла по мере того, как он наращивал накал своей воинственной риторики и за счет Кремля пестовал такие группировки, как организованное Сурковым молодежное движение 'Наши'. Путин, как и Медведев после него, целенаправленно создает образ президентской должности в имперском коде, регулярно связывая образ президента то с царско-имперским православным крестом, то с красной звездой - символом советской мощи.
На сегодняшний день идеологическая трансформация России свершилась, пусть ее результат и весьма противоречив. Как и в 19-м веке, когда русские армии сражались с Наполеоном, а российская аристократия говорила по-французски, сегодня российская элита стремится иметь и то, и другое: НАТО считается враждебной организацией, война в Грузии поддерживается, однако отдыхать представители этой элиты все равно предпочитают на Западе, дома покупать там же, детей учить - в британских частных школах.
Аналитики, впрочем, оговариваются, что общественная поддержка политики Кремля отнюдь не безусловна. Высокий президентский рейтинг Путина, а теперь и Медведева, обусловлен повышением жизненного уровня людей в гораздо большей степени, чем патриотизмом и национальной гордостью. Как отмечает Дмитрий Саймс из вашингтонского Никсоновского центра (Nixon Center), люди готовы пойти далеко не на всякие жертвы: 'Они не хотят, чтобы их отрезали от Запада, не хотят быть изолированными и изгнанными'. И повышать военные затраты так, чтобы из-за этого страдали другие национальные приоритеты, утверждает он, в России не хотят.
- Путин так популярен не только из-за созданного им образа национальной безопасности, но и потому что при нем русские начали жить лучше. Новая 'холодная война' и новая гонка вооружений поставят это улучшение под вопрос.
Европа боится, что Кремль нацелился на Украину
В Европейском Союзе вторжение России в Грузию и попытка расчленить ее, признав независимость анклавов Абхазии и Южной Осетии, вызвали беспокойство за другие страны, на которые теперь может нацелиться Кремль. Сильнее всего это беспокойство выражается применительно к Украине.
Украина, страна площадью с Францию и населением в 46 миллионов человек, из которых 18 процентов - этнические русские, все больше становится похожа на новое поле самых важных геополитических баталий между Москвой и Западом. 'Украина - это Грузия, помноженная на десять', - считает Майкл Эмерсон (Michael Emerson) из брюссельского Центра по изучению европейской политики (Centre for European Policy Studies).
В частности, таким полем может стать принадлежащий Украине Крымский полуостров, где до истечения срока аренды базы, то есть до 2017 года, базируется российский Черноморский флот. Большая часть населения Крыма - этнические русские, а в местной политике мощной силой обладают пророссийские фигуры, ностальгирующие по советским временам. У тысяч крымчан также есть российские паспорта - то есть Москва может вторгнуться на полуостров под тем же предлогом, который она использовала для августовского вторжения в Южную Осетию.
- Все это обеспечивает Москве и рычаг влияния на полуостров, и повод заявлять о своих интересах на Украине, - указывает Виктор Самохвалов, бывший исследователь при Институте изучения проблем безопасности ЕС (Institute for Security Studies).
Во вторник в Париже президент Украины Виктор Ющенко и лидеры ЕС - президент Франции Николя Саркози (Nicolas Sarkozy) с председателем Европейской Комиссии Жозе Мануэлом Баррозу (Jose Manuel Barroso), только что вернувшиеся из Москвы, - будут заниматься как раз обсуждением того, как поставить отношения между Украиной и ЕС на более твердую основу.
- Если саммит провалится, это будет отрицательный сигнал в сторону Грузии, Беларуси и Молдовы. Все в нашем регионе очень внимательно следят за происходящим, - заявил Константин Елисеев, заместитель министра иностранных дел Украины, отвечающий за отношения с ЕС.
Однако в свете пренебрежения России к территориальной целостности Грузии - готов ли Европейский Союз не просто выразить солидарность с Киевом, но и предложить Украине четкий путь к членству в ЕС? Заметим, что он старательно избегает этого уже 17 лет, с того момента, как Украина стала независимой от Советского Союза. К вящему разочарованию украинцев, никаких подобных предложений в Париже сделано не будет. ЕС разделился: Польша и Швеция выступают во главе тех, кто поддерживает устремления Киева, но более старые члены Союза - в частности, Бельгия, Нидерланды и Германия - колеблются.
- Мы много можем сделать для укрепления связей с Украиной даже без возможности ее вхождения [в ЕС], - заявил на прошлой неделе Саркози по окончании саммита Европейского Союза.
Страны Центральной и Восточной Европы, вошедшие в ЕС в период с 2004 по 2007 годы, боятся, что чем дольше Украина будет находиться в подвешенном состоянии, тем больше искушений будет у России попытаться силой втолкнуть ее в сферу влияния Кремля, а если это произойдет, то обернется серьезнейшими последствиями для всего этого региона.
- Ни мы в Евросоюзе, ни украинцы не готовы к тому, что она станет членом ЕС уже завтра, но мы должны предлагать Украине эту перспективу, - отмечает один из министров правительства одной из бывших советских стран.
С 2004 года связь между ЕС и Украиной идет в основном через механизмы Европейской политики добрососедства, суть которой в Киеве мало кто понимает, ибо в ней Украина попадает в одну группу с такими странами, как Алжир, Ливия и Сирия.
- События в Грузии доказали, что ЕПД полностью провалилась. А мы уже много лет говорили, что за ЕПД на самом деле ничего не стоит, - утверждает Елисеев.
В июне прошлого года лидеры ЕС одобрили предложение, выдвинутое Польшей и Швецией - проект 'Восточного партнерства', в соответствии с которым Украине - а также Армении, Азербайджану, Грузии, Молдове и - после проведения соответствующих внутренних реформ - Беларуси обеспечивается особое внимание. Планы такого партнерства наверняка станут более высоким приоритетом в ЕС после нападения России на Грузию; они предусматривают ускоренные механизмы работы по договору о свободной торговле, а также облегчение поездок украинцев в ЕС. Дорога к торговому договору открылась в мае, когда Украина стала членом Всемирной торговой организации - у России этого статуса пока еще нет.
Тем не менее, в коммерческом отношении Россия для ЕС - партнер гораздо более важный, чем Украина, и из-за зависимости Европы от российских нефти и газа эта ситуация вряд ли сильно изменится в будущем. Со своей стороны, ЕС вкладывает в Украину 70 процентов всех прямых иностранных инвестиций - но в 2006 году эта цифра составила всего лишь 5,5 миллиарда евро.
'Главные препятствия, с которыми сталкиваются инвесторы из Европейского Союза - это частое изменение правил ведения бизнеса, непрозрачность, плохая исполняемость законов, дискриминационное законодательство, а также коррупция', - говорится в одном из документов Европейской Комиссии на эту тему.
Однако подобные проблемы - это не единственный аргумент, приводимый в ЕС в подкрепление его нежелания открытым текстом предлагать Украине членство. Дело еще и в том, что Украина слишком велика - в ЕС она была бы пятой или шестой по численности населения, и, таким образом, ее принятие потребовало бы полного пересмотра сельскохозяйственной политики Союза и правил оказания помощи различным регионам.
И третье препятствие - бесконечная, во всяком случае, пока, политическая нестабильность. Только на прошлой неделе правящая коалиция снова со скандалом распалась; Ющенко угрожал парламенту досрочными выборами. 'У украинцев нет худшего врага, чем они сами', - вздыхает один из министров иностранных дел ЕС.
С другой стороны, после 'оранжевой революции' 2004 года на Украине достигнут огромный прогресс в формировании политической культуры, основанной на плюрализме и свободе выборов. Как бы ни было велико сходство Украины с Россией в языке, обычаях и истории, она, судя по всему, встала на иной путь, нежели Россия, вернувшаяся к своим авторитарным привычкам.
В этом и заключается чуть ли не самая большая проблема для Кремля. Как отметил в 1997 году бывший советник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski), 'без Украины Россия перестает быть евразийской империей'.
Комментариев нет:
Отправить комментарий